И тут появляется то, за что мне стыдно, но даже, к усилению объема стыда, не очень. А именно: мысли при чтении истории о том, что Шапорина не спешила разводиться со своим постылым мужем- композитором, поскольку брак давал разные преимущества, например, квартиру в центре Ленинграда от союза Композиторов , ну и другое всякое.
В общем, побывал я в шкуре героя Аверченко, который в кино смотрит французскую фильму из жизни какого-то бедного мельника и возмущается репликам тапера ( а по совместительству объясняльщика сюжета). Например, когда тапер говорит, что мельник бедный, герой говорит:
- Да как это бедный? Вот жрет сидит сыра кусок прегромадный, сбоку булка....
Да, я уже сказал, что мне стыдно.
Но недолго.
И пуще стыда во мне любопытство: что можно было такого узреть в этом бесконечном дамском дожде, чтобы объявить его нечеловеческой, неповторимой русской литературой?
ПС. Шапорина была не в восторге и от семейной жизни и от семейной идеи, но благополучно на ней кормилась, не забывая ломать руки о том, что отказалась от самореализации " в качестве организатора кукольных театров" и "самообеспечения".
Она не скрывала своего отвращения к "физической стороне брака" ( то есть, говоря нынешним языком была абсолютно фригидна, что немного извинительно в 50 с лишним лет, когда ею создавались вбросы про "отталкивающую сторону брака"). Но "решительно не понимала подлости мужа", который на фоне этого завел вторую семью ( не забывая, конечно, обеспечивать первую). И считала свои страдания на сей счет легитимными.
(На столь ненавистные ей деньги мужа Шапорина существовала не много ни мало, 53 года ( от замужества до смерти.)
Впрочем, не исключено, что такой душевный лад в то время и в том месте считался вполне респектабельным.
Само по себе все это, конечно, не является залогом бессмысленности чтения дневника, а вдруг и правда кому-то понравится.
Однако, преуготовления читателя в духе того, что Шапорина эталонный субъект абсолютного страдания ( и абсолютно точного вИдения происходящего вокруг нее) мне показались, мягко говоря, неточными.
Википедия о Шапориной:
Вела личный дневник с 1898 года до смерти, почти 70 лет[1][2]. Систематически и подробно начала писать дневник весной 1917 года. «суть дневника заключается не в остроте критического отношения самой Любови Васильевны и ее знакомых к советской власти, а в той обстоятельности, с которой Шапорина фиксирует каждодневный „недуг бытия“, переживаемый советским человеком
Если на то пошло, то я, заставший еще кусок земной жизни этой великой страдалицы, сам где-то советский вирус, или как минимум, был бы так обозначен, кабы доехал до Ленинграда, в разгаре его недуга бытия, который Шапорина наблюдала из окон квартиры, выданной болезненной советской властью.
Но как бы я доехал... Да и где бы мы встретились...
В 1933 году, когда на юге России люди кушали людей, ибо многим кушать было больше нечего, семейство Шапориных жило так:
Наступил 1934 год. Шапорин рассорился с Толстым[35] и практически расстался с семьей – переехал в Клин, в часть Дома-музея П. И. Чайковского. В Москве у него уже была другая семья, и там в этом году родился его сын Александр.
Практическое расставание Шапорина с семьей, разумеется, не означало, что Шапорину выгнали из ленинградской квартиры на улицу, отправили в Воркуту или урезали ее законный супружеский паек.
Хотя лишения были, но источником была не совсем советская власть:
Шапорина писала ему ( мужу)2 июня 1932 г.: «…мы откровенно голодаем вот уже дней десять. Питаемся водяным супом, картофельными и рисовыми котлетами. Должна кругом и всем, обещала расплачиваться 2-го, т. к. была уверена, что 1-го ты мне вышлешь деньги, а ты, как видно из письма, еще только собираешься поговорить о деньгах» (РО ИРЛИ. Ф. 698. Оп. 2. № 8. Л. 9).
Впрочем, в 1934 карьера начала налаживаться:
Заслуженная Шапориной в эти годы репутация талантливого режиссера-кукольника способствовала и дальнейшей ее интенсивной работе: она руководила организованным в 1934 г. театром марионеток при Доме писателей («…первое ее выступление под Новый год с шаржами на писателей и критиков было изумительно»[43]), который в 1936 г. был передан в систему Госэстрады и под руководством Шапориной просуществовал почти до начала 1941 г. Одновременно ставила спектакли в кукольном театре Выборгского района Ленинграда. Той же творческой работой режиссера кукольного театра она занималась и во время блокады (в театре при Доме Красной армии), а после войны руководила кукольным театром при Доме пионеров Фрунзенского района
