Опубликовано в журнале Звезда, номер 1, 2018
Дмитрий Быков. Июнь.
М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017
Видимо, рецензия.
В романе три части, в каждой из которой свой главный герой. Работа их связана с созданием текстов: один — поэт, другой — журналист, третий — редактор. Действие всех трех частей заканчивается в момент начала войны — общей точке для всех историй. До этого они никак не пересекаются (объединяющий их второстепенный персонаж — исключение).
Миша Гвирцман, Борис Гордон, Игнатий Крастышевский. Двое первых — типичные герои своего времени — Онегин и Печорин, которые в то же время оказываются для своего времени лишними. Игнатий — скорее герой будущего.
История Миши построена на эффекте обманутых ожиданий. С ним все намеренно не случается, интриги завязываются, но развития не получают: «Я смотрю на все, как будто оно предназначено быть моим, а оно чужое». Да и сам он постоянно боится заразиться от чужого несчастья. Миша как будто оказывается выключенным из собственного сюжета.
Проблема Бориса в другом — он распадается на нескольких персонажей: «…он бы действовал в этой прозе под пятью разными фамилиями, или можно изысканней: Борис — Ильич — Гордон, Журналист, Команч». Помимо этих пятерых есть в герое и безымянный Шестой, который должен явиться, когда все остальные умрут или сдадутся, и в итоге оказаться главным. Гордон растворяется в своих многочисленных рассуждениях и описаниях, и читателю никак не удается собрать воедино его образ.
Игнатий и вовсе не столько персонаж, сколько функция.
во-первых, я не знал, что Быков пишет еще и романы.
Непременно почитаю.
А во-вторых, полагал, что в любом случае то, что пишет Быков, в рекламе не нуждается.
В-третьих, в редакции убеждены, что новый роман Быкова О ВОЙНЕ:
Внутренняя свобода (божественная свобода воли), вина` и война — ключевые тематические узлы романа. Когда люди оказываются в замкнутом пространстве, будь оно физическим, эмоциональным или политическим, у них случается что-то вроде приступа клаустрофобии. Они совершают подчас отвратительные поступки, и личная вина каждого формирует общую вину, единственным искуплением которой может стать война.
Война — частый мотив в литературе последних лет
Что напоминает мне одну фразу френда из Екатеринбурга, что лично ему тяжело далась война в Чечне, на которой он не был, но он очень переживал, когда смотрел репортажи и слушал сводки по телевизору.
Война во многом подобна любви. Например, можно прожить жизнь целомудренным, а на Страшном Суде все равно будут черти жарить за то, что много думал о об излишествах нехороших.
Как ни странно, путь Быкова, который просто много думает о войне, эстетически приятнее, чем путь Прилепина, который этими же самыми руками в целом Донецке коньяк открывал неоднократно.
К тому же, даже не открывая книгу про Онегина- Гвирцмана, я заранее знаю, что сработана она лучше, чем " Ополченский романс" и " Некоторые не попадут в ад".
Ибо: как не бесхитростно, на первый взгляд, искусство наносить буквы на монитор, а и его уметь надо, и по плечу это немножко больше, чем не всем.
Но с другой стороны все, что внутри формулы: " Мы тяжело пережили войну по телевизору ( в своем богатом воображении)" все равно такое...
Особенное.
ПС. "Июнь" оказался повестью о жизни трех столичных недорослей в 1940 году. Преобладающая часть текста: сложные расчеты подарит ли любовь некая Валя одному из них.
Видимо, вся интрига заключается в том факте, что читатель знает: недолго музыке играть осталось, а персонажи - не знают.
